Я тут сложу кой-чего, чтобы не потерялось.
Кто захочет - вникайте, разбирайтесь. Интересно.
https://stelazin.livejournal.com/101755.html
https://www.youtube.com/watch?v=IqWoPgegk9o
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%BE%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D1%8C_%D0%BF%D1%81%D0%B8%D1%85%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D1%81%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%8F%D0%BD%D0%B8%D1%8F_%D1%87%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%B0
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%BB%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%8F
Религия зародилось под мохнатыми лбами предков где–то в среднем палеолите. Наука как метод появилась позже: считают, что в Древней Греции. Но как и все остальные наши качества, и то, и другое не спустилось к нам на облачке, а досталась от предков–животных. Собственно религии и науки у животных нет. Но у них есть то, из чего выросли и религия и наука: вера, знание и потребность в том и другом.
Сначала животным понадобились объективные знания для повышения контроля над окружающим. Обработанные факты складываются в опыт, и чем он больше, тем лучше живтоне приспособлено, тем легче его жизнь и успешнее размножение.
Вера появляется позже, примерно на том же уровне психической эволюции, что и образное мышление. Собака лает на шум за дверью, потому что верит: этот шум не просто так. За ним стоит кто–то, на кого надо полаять. И это даёт ей иллюзию контроля. Всего лишь иллюзию, но этого достаточно, чтобы снизить стресс от непонятной и потенциально опасной ситуации. А чем ниже стресс, тем легче жизнь и успешнее размножение.
Польза знаний очевидна. Но и от веры ее немало:
Вера экономит время и мозговые ресурсы при принятии решений. В природе хорошо решает тот, кто решает не столько верно, сколько быстро.
Вера видит за случайными явлениями некую создавшую их силу, и пытается на эту силу влиять. Это спасает от развития выученной беспомощности. Когда все плохо и ничего нельзя изменить, можно держаться за иллюзии и ритуалы как за соломинку, и эта воображаемая соломинка реально поддерживает.
Вера улучшает нашу способность понимать друг друга. Чужая душа потемки, все наши представления о внутреннем мире другого — исключительно догадки, фантомные факты. Но тем не менее они помогают нам строить настоящие отношения, заводить друзей и оказывать влияние на людей. Выяснили, что чем выше у человека эмпатия и способность к пониманию чужой психики, тем больше у него склонность к того или иного рода религиозности. Похоже, отношения с воображаемыми друзьями работают как тренажер для оттачивания навыков чтения душ.
И наконец вера превращает нашу экзистенциальную тревогу в страх. Ништяк замена, правда? Правда, ништяк. По мнению знаменитого психотерапевта Ирвина Ялома, тревога небытия и доконцептуальное знание о смерти есть у нас с самого рождения. Концептуальным оно становится лет в пять, когда мы впервые осознаем, что умрем. Когда–нибудь раз — и меня нет. Совсем. Ужас!! Ужас по Хайдеггеру это запредельный уровень тревоги, при котором вызывающий его объект выделить невозможно. Пока человек находится в этом состоянии, он не способен ни к какому действию. Тревога парализует волю и активность, поскольку не отделена от моего я. Но если ее превратить в страх, он будет изолирован от меня и управляем. Не мною, так кем–то еще. С кем, верит наш макиавеллиевский интеллект, наверняка можно договориться.
Наука бескомпромиссна, а религия это всегда искусство переговоров. Ок, смерть это возможность, от которой невозможно отказаться. Но ведь можно обсудить условия? Любая религия признает факт, что вы умрете, но дополняет его обещанием, что при выполнении определенных условий на этом все не закончится. Надежда на бессмертие это наш способ контроля над страхом смерти. Иррациональный, иллюзорный, но другого пока не придумали. Наука всё возится, а нам надо прямо сейчас. Жизнь с ее житейскими и экзистенциальными проблемами и общей тревожной спонтанностью стрессирует нас, и от этого есть только два средства — контроль и предсказуемость. Настоящие или иллюзорные — для психики не так уж и важно.
Ученые поместили две группы крыс в неудобное положение: они связаны, лежат на спине и ничего не могут с этим поделать. Но одна при этом может грызть деревянную палочку, а другая нет. Угадайте, которая группа быстрее оправится от стресса? В грызении палочки, как и в любом ритуале, нет никакого рационального смысла. Но есть смысл в снижении стресса. Опыты над животными и людьми показывают: воображаемое управления ситуацией успокаивает так же, как настоящее. А если не видно разницы, зачем платить больше?
Вот поэтому не бывает атеистов в окопах под огнём, и даже в самолете во время турбулентности их становится меньше, чем десять минут назад. Религия дает выход из безвыходной ситуации. Да, вы его сами нарисовали на стене. Но для вашего здоровья лучше такой, чем никакого.
Но если вера такая полезная штука, за что же ее теперь так ругают ученые, просветители и другие хорошие люди с хорошими лицами и образованием?
Вообще так было не всегда. Когда тяга к вере и знаниям в сочетании с накопительным механизмом культуры породили религию и науку, до поры до времени они жили мирно. Шаманы–лекари. Священники–астрономы. Монах–генетик. Книги писались в монастырях, от аббатств отпочковывались университеты, трудно было понять, где заканчивается одно и начинается другое. Но постепенно выросшие на основе веры и знаний мощные социально–культурные институты обособились и перешли от кооперативных отношений к конкурентным.
И к началу 21 века их конфликт достиг исторического максимума. Да, когда–то ученых жгли на кострах, но Средневековье в принципе жгло. Это был нормальный способ решения вопросов, и учёные проходили на общих основаниях. Но когда в двадцать первом веке сторонники религии и науки устраивают настоящие петушиные бои, мамкины веруны и мамкины атеисты ходят стенка на стенку в интернете, а ученые и священники в публичных дебатах швыряются помётом и банановыми шкурками, это уже не вполне нормально. Причем чувства участников настолько переплелись и взаимно оскорбились, что уже сам черт не поймет, кто во что верит, кто что знает, и кто за что готов перегрызть друг другу глотку. За истину? За влияние на аудиторию? За победу своей концепции над концепцией противника? Что бы там ни было, в результате получается следующая неприятная вещь.
Знание и вера — главные естественные способы регуляции стресса. Они нужны нам обе, потому что знание работает в условиях достаточной информации, а вера в условиях недостаточной. Но общественное мнение настаивает на выборе: нееет, дружок, или ты с нами на стороне света, или с этими на стороне тьмы. И нам приходится выбирать.
Ситуация сложного выбора запускает известный эффект когнитивного диссонанса: выбрав одно, мы тут же начинаем обесценивать отвергнутую опцию.
— Курицу или рыбу?
— Эээээээээ…. Нууууууу……. Наверное, рыбу... Да, рыбу! Рыба полезная. А курица что, в ней даже фосфора нет.
Не страшно, что человек выбирал религию, страшно, что навязанная обществом ложная дихотомия заставляет его обесценивать альтернативу. “Да что ваша наука, ничего не знает, одни проблемы от нее”. И это может лишить его многого из того, что наука могла бы ему дать, но не даст, поскольку и сама стоит в позе: “Кончай тут верить или проваливай”.
Хотя никто не обязан выбирать между своими базовыми потребностями. Мы имеем право на обе. На знание, чтобы снижать стресс с помощью реальных фактов. И на веру, чтобы делать это, когда фактов не хватает.
Просто чтобы сохранять адекватность, надо отделять фантомные факты от настоящих. А чтобы избавиться от предрассудков (а не укрепить их или заменить другими), нужно аккуратно добавлять знания в каждую отдельно взятую голову. И они сами собой вытеснят все лишнее. Конечно, оно не так весело, как пиздить друг друга в комментах, но поверьте, никакими другими способами этого не добиться.
Религия зародилось под мохнатыми лбами предков где–то в среднем палеолите. Наука как метод появилась позже: считают, что в Древней Греции. Но как и все остальные наши качества, и то, и другое не спустилось к нам на облачке, а досталась от предков–животных. Собственно религии и науки у животных нет. Но у них есть то, из чего выросли и религия и наука: вера, знание и потребность в том и другом.
Сначала животным понадобились объективные знания для повышения контроля над окружающим. Обработанные факты складываются в опыт, и чем он больше, тем лучше живтоне приспособлено, тем легче его жизнь и успешнее размножение.
Вера появляется позже, примерно на том же уровне психической эволюции, что и образное мышление. Собака лает на шум за дверью, потому что верит: этот шум не просто так. За ним стоит кто–то, на кого надо полаять. И это даёт ей иллюзию контроля. Всего лишь иллюзию, но этого достаточно, чтобы снизить стресс от непонятной и потенциально опасной ситуации. А чем ниже стресс, тем легче жизнь и успешнее размножение.
Польза знаний очевидна. Но и от веры ее немало:
Вера экономит время и мозговые ресурсы при принятии решений. В природе хорошо решает тот, кто решает не столько верно, сколько быстро.
Вера видит за случайными явлениями некую создавшую их силу, и пытается на эту силу влиять. Это спасает от развития выученной беспомощности. Когда все плохо и ничего нельзя изменить, можно держаться за иллюзии и ритуалы как за соломинку, и эта воображаемая соломинка реально поддерживает.
Вера улучшает нашу способность понимать друг друга. Чужая душа потемки, все наши представления о внутреннем мире другого — исключительно догадки, фантомные факты. Но тем не менее они помогают нам строить настоящие отношения, заводить друзей и оказывать влияние на людей. Выяснили, что чем выше у человека эмпатия и способность к пониманию чужой психики, тем больше у него склонность к того или иного рода религиозности. Похоже, отношения с воображаемыми друзьями работают как тренажер для оттачивания навыков чтения душ.
И наконец вера превращает нашу экзистенциальную тревогу в страх. Ништяк замена, правда? Правда, ништяк. По мнению знаменитого психотерапевта Ирвина Ялома, тревога небытия и доконцептуальное знание о смерти есть у нас с самого рождения. Концептуальным оно становится лет в пять, когда мы впервые осознаем, что умрем. Когда–нибудь раз — и меня нет. Совсем. Ужас!! Ужас по Хайдеггеру это запредельный уровень тревоги, при котором вызывающий его объект выделить невозможно. Пока человек находится в этом состоянии, он не способен ни к какому действию. Тревога парализует волю и активность, поскольку не отделена от моего я. Но если ее превратить в страх, он будет изолирован от меня и управляем. Не мною, так кем–то еще. С кем, верит наш макиавеллиевский интеллект, наверняка можно договориться.
Наука бескомпромиссна, а религия это всегда искусство переговоров. Ок, смерть это возможность, от которой невозможно отказаться. Но ведь можно обсудить условия? Любая религия признает факт, что вы умрете, но дополняет его обещанием, что при выполнении определенных условий на этом все не закончится. Надежда на бессмертие это наш способ контроля над страхом смерти. Иррациональный, иллюзорный, но другого пока не придумали. Наука всё возится, а нам надо прямо сейчас. Жизнь с ее житейскими и экзистенциальными проблемами и общей тревожной спонтанностью стрессирует нас, и от этого есть только два средства — контроль и предсказуемость. Настоящие или иллюзорные — для психики не так уж и важно.
Ученые поместили две группы крыс в неудобное положение: они связаны, лежат на спине и ничего не могут с этим поделать. Но одна при этом может грызть деревянную палочку, а другая нет. Угадайте, которая группа быстрее оправится от стресса? В грызении палочки, как и в любом ритуале, нет никакого рационального смысла. Но есть смысл в снижении стресса. Опыты над животными и людьми показывают: воображаемое управления ситуацией успокаивает так же, как настоящее. А если не видно разницы, зачем платить больше?
Вот поэтому не бывает атеистов в окопах под огнём, и даже в самолете во время турбулентности их становится меньше, чем десять минут назад. Религия дает выход из безвыходной ситуации. Да, вы его сами нарисовали на стене. Но для вашего здоровья лучше такой, чем никакого.
Но если вера такая полезная штука, за что же ее теперь так ругают ученые, просветители и другие хорошие люди с хорошими лицами и образованием?
Вообще так было не всегда. Когда тяга к вере и знаниям в сочетании с накопительным механизмом культуры породили религию и науку, до поры до времени они жили мирно. Шаманы–лекари. Священники–астрономы. Монах–генетик. Книги писались в монастырях, от аббатств отпочковывались университеты, трудно было понять, где заканчивается одно и начинается другое. Но постепенно выросшие на основе веры и знаний мощные социально–культурные институты обособились и перешли от кооперативных отношений к конкурентным.
И к началу 21 века их конфликт достиг исторического максимума. Да, когда–то ученых жгли на кострах, но Средневековье в принципе жгло. Это был нормальный способ решения вопросов, и учёные проходили на общих основаниях. Но когда в двадцать первом веке сторонники религии и науки устраивают настоящие петушиные бои, мамкины веруны и мамкины атеисты ходят стенка на стенку в интернете, а ученые и священники в публичных дебатах швыряются помётом и банановыми шкурками, это уже не вполне нормально. Причем чувства участников настолько переплелись и взаимно оскорбились, что уже сам черт не поймет, кто во что верит, кто что знает, и кто за что готов перегрызть друг другу глотку. За истину? За влияние на аудиторию? За победу своей концепции над концепцией противника? Что бы там ни было, в результате получается следующая неприятная вещь.
Знание и вера — главные естественные способы регуляции стресса. Они нужны нам обе, потому что знание работает в условиях достаточной информации, а вера в условиях недостаточной. Но общественное мнение настаивает на выборе: нееет, дружок, или ты с нами на стороне света, или с этими на стороне тьмы. И нам приходится выбирать.
Ситуация сложного выбора запускает известный эффект когнитивного диссонанса: выбрав одно, мы тут же начинаем обесценивать отвергнутую опцию.
— Курицу или рыбу?
— Эээээээээ…. Нууууууу……. Наверное, рыбу... Да, рыбу! Рыба полезная. А курица что, в ней даже фосфора нет.
Не страшно, что человек выбирал религию, страшно, что навязанная обществом ложная дихотомия заставляет его обесценивать альтернативу. “Да что ваша наука, ничего не знает, одни проблемы от нее”. И это может лишить его многого из того, что наука могла бы ему дать, но не даст, поскольку и сама стоит в позе: “Кончай тут верить или проваливай”.
Хотя никто не обязан выбирать между своими базовыми потребностями. Мы имеем право на обе. На знание, чтобы снижать стресс с помощью реальных фактов. И на веру, чтобы делать это, когда фактов не хватает.
Просто чтобы сохранять адекватность, надо отделять фантомные факты от настоящих. А чтобы избавиться от предрассудков (а не укрепить их или заменить другими), нужно аккуратно добавлять знания в каждую отдельно взятую голову. И они сами собой вытеснят все лишнее. Конечно, оно не так весело, как пиздить друг друга в комментах, но поверьте, никакими другими способами этого не добиться.
https://stelazin.livejournal.com/101755.html
https://www.youtube.com/watch?v=IqWoPgegk9o
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%BE%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D1%8C_%D0%BF%D1%81%D0%B8%D1%85%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D1%81%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%8F%D0%BD%D0%B8%D1%8F_%D1%87%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%B0
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%BB%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%8F
Религия зародилось под мохнатыми лбами предков где–то в среднем палеолите. Наука как метод появилась позже: считают, что в Древней Греции. Но как и все остальные наши качества, и то, и другое не спустилось к нам на облачке, а досталась от предков–животных. Собственно религии и науки у животных нет. Но у них есть то, из чего выросли и религия и наука: вера, знание и потребность в том и другом.
Сначала животным понадобились объективные знания для повышения контроля над окружающим. Обработанные факты складываются в опыт, и чем он больше, тем лучше живтоне приспособлено, тем легче его жизнь и успешнее размножение.
Вера появляется позже, примерно на том же уровне психической эволюции, что и образное мышление. Собака лает на шум за дверью, потому что верит: этот шум не просто так. За ним стоит кто–то, на кого надо полаять. И это даёт ей иллюзию контроля. Всего лишь иллюзию, но этого достаточно, чтобы снизить стресс от непонятной и потенциально опасной ситуации. А чем ниже стресс, тем легче жизнь и успешнее размножение.
Польза знаний очевидна. Но и от веры ее немало:
Вера экономит время и мозговые ресурсы при принятии решений. В природе хорошо решает тот, кто решает не столько верно, сколько быстро.
Вера видит за случайными явлениями некую создавшую их силу, и пытается на эту силу влиять. Это спасает от развития выученной беспомощности. Когда все плохо и ничего нельзя изменить, можно держаться за иллюзии и ритуалы как за соломинку, и эта воображаемая соломинка реально поддерживает.
Вера улучшает нашу способность понимать друг друга. Чужая душа потемки, все наши представления о внутреннем мире другого — исключительно догадки, фантомные факты. Но тем не менее они помогают нам строить настоящие отношения, заводить друзей и оказывать влияние на людей. Выяснили, что чем выше у человека эмпатия и способность к пониманию чужой психики, тем больше у него склонность к того или иного рода религиозности. Похоже, отношения с воображаемыми друзьями работают как тренажер для оттачивания навыков чтения душ.
И наконец вера превращает нашу экзистенциальную тревогу в страх. Ништяк замена, правда? Правда, ништяк. По мнению знаменитого психотерапевта Ирвина Ялома, тревога небытия и доконцептуальное знание о смерти есть у нас с самого рождения. Концептуальным оно становится лет в пять, когда мы впервые осознаем, что умрем. Когда–нибудь раз — и меня нет. Совсем. Ужас!! Ужас по Хайдеггеру это запредельный уровень тревоги, при котором вызывающий его объект выделить невозможно. Пока человек находится в этом состоянии, он не способен ни к какому действию. Тревога парализует волю и активность, поскольку не отделена от моего я. Но если ее превратить в страх, он будет изолирован от меня и управляем. Не мною, так кем–то еще. С кем, верит наш макиавеллиевский интеллект, наверняка можно договориться.
Наука бескомпромиссна, а религия это всегда искусство переговоров. Ок, смерть это возможность, от которой невозможно отказаться. Но ведь можно обсудить условия? Любая религия признает факт, что вы умрете, но дополняет его обещанием, что при выполнении определенных условий на этом все не закончится. Надежда на бессмертие это наш способ контроля над страхом смерти. Иррациональный, иллюзорный, но другого пока не придумали. Наука всё возится, а нам надо прямо сейчас. Жизнь с ее житейскими и экзистенциальными проблемами и общей тревожной спонтанностью стрессирует нас, и от этого есть только два средства — контроль и предсказуемость. Настоящие или иллюзорные — для психики не так уж и важно.
Ученые поместили две группы крыс в неудобное положение: они связаны, лежат на спине и ничего не могут с этим поделать. Но одна при этом может грызть деревянную палочку, а другая нет. Угадайте, которая группа быстрее оправится от стресса? В грызении палочки, как и в любом ритуале, нет никакого рационального смысла. Но есть смысл в снижении стресса. Опыты над животными и людьми показывают: воображаемое управления ситуацией успокаивает так же, как настоящее. А если не видно разницы, зачем платить больше?
Вот поэтому не бывает атеистов в окопах под огнём, и даже в самолете во время турбулентности их становится меньше, чем десять минут назад. Религия дает выход из безвыходной ситуации. Да, вы его сами нарисовали на стене. Но для вашего здоровья лучше такой, чем никакого.
Но если вера такая полезная штука, за что же ее теперь так ругают ученые, просветители и другие хорошие люди с хорошими лицами и образованием?
Вообще так было не всегда. Когда тяга к вере и знаниям в сочетании с накопительным механизмом культуры породили религию и науку, до поры до времени они жили мирно. Шаманы–лекари. Священники–астрономы. Монах–генетик. Книги писались в монастырях, от аббатств отпочковывались университеты, трудно было понять, где заканчивается одно и начинается другое. Но постепенно выросшие на основе веры и знаний мощные социально–культурные институты обособились и перешли от кооперативных отношений к конкурентным.
И к началу 21 века их конфликт достиг исторического максимума. Да, когда–то ученых жгли на кострах, но Средневековье в принципе жгло. Это был нормальный способ решения вопросов, и учёные проходили на общих основаниях. Но когда в двадцать первом веке сторонники религии и науки устраивают настоящие петушиные бои, мамкины веруны и мамкины атеисты ходят стенка на стенку в интернете, а ученые и священники в публичных дебатах швыряются помётом и банановыми шкурками, это уже не вполне нормально. Причем чувства участников настолько переплелись и взаимно оскорбились, что уже сам черт не поймет, кто во что верит, кто что знает, и кто за что готов перегрызть друг другу глотку. За истину? За влияние на аудиторию? За победу своей концепции над концепцией противника? Что бы там ни было, в результате получается следующая неприятная вещь.
Знание и вера — главные естественные способы регуляции стресса. Они нужны нам обе, потому что знание работает в условиях достаточной информации, а вера в условиях недостаточной. Но общественное мнение настаивает на выборе: нееет, дружок, или ты с нами на стороне света, или с этими на стороне тьмы. И нам приходится выбирать.
Ситуация сложного выбора запускает известный эффект когнитивного диссонанса: выбрав одно, мы тут же начинаем обесценивать отвергнутую опцию.
— Курицу или рыбу?
— Эээээээээ…. Нууууууу……. Наверное, рыбу... Да, рыбу! Рыба полезная. А курица что, в ней даже фосфора нет.
Не страшно, что человек выбирал религию, страшно, что навязанная обществом ложная дихотомия заставляет его обесценивать альтернативу. “Да что ваша наука, ничего не знает, одни проблемы от нее”. И это может лишить его многого из того, что наука могла бы ему дать, но не даст, поскольку и сама стоит в позе: “Кончай тут верить или проваливай”.
Хотя никто не обязан выбирать между своими базовыми потребностями. Мы имеем право на обе. На знание, чтобы снижать стресс с помощью реальных фактов. И на веру, чтобы делать это, когда фактов не хватает.
Просто чтобы сохранять адекватность, надо отделять фантомные факты от настоящих. А чтобы избавиться от предрассудков (а не укрепить их или заменить другими), нужно аккуратно добавлять знания в каждую отдельно взятую голову. И они сами собой вытеснят все лишнее. Конечно, оно не так весело, как пиздить друг друга в комментах, но поверьте, никакими другими способами этого не добиться.
Религия зародилось под мохнатыми лбами предков где–то в среднем палеолите. Наука как метод появилась позже: считают, что в Древней Греции. Но как и все остальные наши качества, и то, и другое не спустилось к нам на облачке, а досталась от предков–животных. Собственно религии и науки у животных нет. Но у них есть то, из чего выросли и религия и наука: вера, знание и потребность в том и другом.
Сначала животным понадобились объективные знания для повышения контроля над окружающим. Обработанные факты складываются в опыт, и чем он больше, тем лучше живтоне приспособлено, тем легче его жизнь и успешнее размножение.
Вера появляется позже, примерно на том же уровне психической эволюции, что и образное мышление. Собака лает на шум за дверью, потому что верит: этот шум не просто так. За ним стоит кто–то, на кого надо полаять. И это даёт ей иллюзию контроля. Всего лишь иллюзию, но этого достаточно, чтобы снизить стресс от непонятной и потенциально опасной ситуации. А чем ниже стресс, тем легче жизнь и успешнее размножение.
Польза знаний очевидна. Но и от веры ее немало:
Вера экономит время и мозговые ресурсы при принятии решений. В природе хорошо решает тот, кто решает не столько верно, сколько быстро.
Вера видит за случайными явлениями некую создавшую их силу, и пытается на эту силу влиять. Это спасает от развития выученной беспомощности. Когда все плохо и ничего нельзя изменить, можно держаться за иллюзии и ритуалы как за соломинку, и эта воображаемая соломинка реально поддерживает.
Вера улучшает нашу способность понимать друг друга. Чужая душа потемки, все наши представления о внутреннем мире другого — исключительно догадки, фантомные факты. Но тем не менее они помогают нам строить настоящие отношения, заводить друзей и оказывать влияние на людей. Выяснили, что чем выше у человека эмпатия и способность к пониманию чужой психики, тем больше у него склонность к того или иного рода религиозности. Похоже, отношения с воображаемыми друзьями работают как тренажер для оттачивания навыков чтения душ.
И наконец вера превращает нашу экзистенциальную тревогу в страх. Ништяк замена, правда? Правда, ништяк. По мнению знаменитого психотерапевта Ирвина Ялома, тревога небытия и доконцептуальное знание о смерти есть у нас с самого рождения. Концептуальным оно становится лет в пять, когда мы впервые осознаем, что умрем. Когда–нибудь раз — и меня нет. Совсем. Ужас!! Ужас по Хайдеггеру это запредельный уровень тревоги, при котором вызывающий его объект выделить невозможно. Пока человек находится в этом состоянии, он не способен ни к какому действию. Тревога парализует волю и активность, поскольку не отделена от моего я. Но если ее превратить в страх, он будет изолирован от меня и управляем. Не мною, так кем–то еще. С кем, верит наш макиавеллиевский интеллект, наверняка можно договориться.
Наука бескомпромиссна, а религия это всегда искусство переговоров. Ок, смерть это возможность, от которой невозможно отказаться. Но ведь можно обсудить условия? Любая религия признает факт, что вы умрете, но дополняет его обещанием, что при выполнении определенных условий на этом все не закончится. Надежда на бессмертие это наш способ контроля над страхом смерти. Иррациональный, иллюзорный, но другого пока не придумали. Наука всё возится, а нам надо прямо сейчас. Жизнь с ее житейскими и экзистенциальными проблемами и общей тревожной спонтанностью стрессирует нас, и от этого есть только два средства — контроль и предсказуемость. Настоящие или иллюзорные — для психики не так уж и важно.
Ученые поместили две группы крыс в неудобное положение: они связаны, лежат на спине и ничего не могут с этим поделать. Но одна при этом может грызть деревянную палочку, а другая нет. Угадайте, которая группа быстрее оправится от стресса? В грызении палочки, как и в любом ритуале, нет никакого рационального смысла. Но есть смысл в снижении стресса. Опыты над животными и людьми показывают: воображаемое управления ситуацией успокаивает так же, как настоящее. А если не видно разницы, зачем платить больше?
Вот поэтому не бывает атеистов в окопах под огнём, и даже в самолете во время турбулентности их становится меньше, чем десять минут назад. Религия дает выход из безвыходной ситуации. Да, вы его сами нарисовали на стене. Но для вашего здоровья лучше такой, чем никакого.
Но если вера такая полезная штука, за что же ее теперь так ругают ученые, просветители и другие хорошие люди с хорошими лицами и образованием?
Вообще так было не всегда. Когда тяга к вере и знаниям в сочетании с накопительным механизмом культуры породили религию и науку, до поры до времени они жили мирно. Шаманы–лекари. Священники–астрономы. Монах–генетик. Книги писались в монастырях, от аббатств отпочковывались университеты, трудно было понять, где заканчивается одно и начинается другое. Но постепенно выросшие на основе веры и знаний мощные социально–культурные институты обособились и перешли от кооперативных отношений к конкурентным.
И к началу 21 века их конфликт достиг исторического максимума. Да, когда–то ученых жгли на кострах, но Средневековье в принципе жгло. Это был нормальный способ решения вопросов, и учёные проходили на общих основаниях. Но когда в двадцать первом веке сторонники религии и науки устраивают настоящие петушиные бои, мамкины веруны и мамкины атеисты ходят стенка на стенку в интернете, а ученые и священники в публичных дебатах швыряются помётом и банановыми шкурками, это уже не вполне нормально. Причем чувства участников настолько переплелись и взаимно оскорбились, что уже сам черт не поймет, кто во что верит, кто что знает, и кто за что готов перегрызть друг другу глотку. За истину? За влияние на аудиторию? За победу своей концепции над концепцией противника? Что бы там ни было, в результате получается следующая неприятная вещь.
Знание и вера — главные естественные способы регуляции стресса. Они нужны нам обе, потому что знание работает в условиях достаточной информации, а вера в условиях недостаточной. Но общественное мнение настаивает на выборе: нееет, дружок, или ты с нами на стороне света, или с этими на стороне тьмы. И нам приходится выбирать.
Ситуация сложного выбора запускает известный эффект когнитивного диссонанса: выбрав одно, мы тут же начинаем обесценивать отвергнутую опцию.
— Курицу или рыбу?
— Эээээээээ…. Нууууууу……. Наверное, рыбу... Да, рыбу! Рыба полезная. А курица что, в ней даже фосфора нет.
Не страшно, что человек выбирал религию, страшно, что навязанная обществом ложная дихотомия заставляет его обесценивать альтернативу. “Да что ваша наука, ничего не знает, одни проблемы от нее”. И это может лишить его многого из того, что наука могла бы ему дать, но не даст, поскольку и сама стоит в позе: “Кончай тут верить или проваливай”.
Хотя никто не обязан выбирать между своими базовыми потребностями. Мы имеем право на обе. На знание, чтобы снижать стресс с помощью реальных фактов. И на веру, чтобы делать это, когда фактов не хватает.
Просто чтобы сохранять адекватность, надо отделять фантомные факты от настоящих. А чтобы избавиться от предрассудков (а не укрепить их или заменить другими), нужно аккуратно добавлять знания в каждую отдельно взятую голову. И они сами собой вытеснят все лишнее. Конечно, оно не так весело, как пиздить друг друга в комментах, но поверьте, никакими другими способами этого не добиться.
